Он не отстраняется, но и не нападает. Больше не требует расстаться с братом, не ставит ультиматумы. Просто смотрит мне в глаза, а потом с холодной усмешкой, с каким-то пренебрежительным снисхождением заявляет:
— Понимаю.
И замолкает, не утруждаясь мне объяснить, что он там понял и что будет дальше. Наш разговор окончен? Я могу идти? Больше он не станет хватать меня за руки и волочить по всему дому, словно я какая-нибудь запонка, пришпиленная к манжете его дорогущей рубашки.
Запонка, к слову, не очень дорогая, можно сказать, одноразовая, которую не жалко отстегнуть и выбросить, когда в ней отпадёт необходимость.
— Что ты понимаешь? — наконец выдыхаю, потому что это молчание между нами, если честно, уже достало.
Как и искры в воздухе, которые появляются всякий раз, когда я оказываюсь рядом с этим мужчиной. Я их не вижу, но чувствую, как они обжигают мне кожу.
— Всё это время ты играла не только с моим братом, но и со мной тоже. Ты ведь этого и добивалась, я прав, Эления? Или мне как-то по-другому следует тебя называть? Самозванку и аферистку, поставившую своей целью выскочить замуж за Тёмного. Да не за какого-нибудь, а за одного из самых богатых холостяков Грассоры.
После такого заявления во мне кончаются не только слова, но и воздух, но я всё же с усилием из себя выдавливаю:
— Что ты имеешь в виду?
Гаранор отходит в сторону, словно рядом со мной он чувствует не искры, а зловоние. Он даже морщится, подтверждая моё предположение, и, отвернувшись, тянется за бокалом, чтобы снова его наполнить.
— Скажи, Эления, это твоя первая охота за деньгами и статусом или и раньше были попытки? Думаю, да. Но, видимо, в прошлый раз что-то пошло не так, сорвалось, — ещё одна усмешка, циничная и
едкая, — раз у тебя ребёнок от Тёмного, но нет обручального кольца. Вернее, теперь уже есть. Попытка номер два…
— Прекрати. — Я не узнаю собственный голос, настолько он звучит глухо, низко, совершенно мне незнакомо.
Гаранор оборачивается, подносит к губам бокал, делает небольшой глоток, а потом продолжает словами и взглядом гасить между нами искры.
Все до единой.
— Теперь я понимаю, почему ты отказалась от роли любовницы. Решила сыграть по-крупному. Ленни. Может, мой брат вообще под внушением, и мне стоит его проверить? Наверное, так и сделаю. Пока он не совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Самую большую ошибку…
Как будто что-то толкает меня в спину, я подлетаю к высшему и замахиваюсь. Но ударить его, оставить след на его лице, хотя бы незначительный (не такой глубокий и болезненный, какой он только что оставил на моём сердце), не успеваю. Тёмный перехватывает мою руку, сжимает на запястье пальцы.
Впивается в меня хищным взглядом, но я не сдаюсь и яростно думаю, что плюнуть в него уже точно смогу. Пусть это даже станет последним, что сделаю, но я это сделаю!
Увы, не успеваю. За мгновение до этого в кабинете раздаётся голос другого брата:
— Я вам не помешал?
Взгляд Хороса темнеет. Настолько, что мне хочется от него отшатнуться и в страхе зажмуриться. Именно такой был у Валара в нашу последнюю встречу, когда он клялся и йоргами, и богами, что обязательно найдёт меня.
Чтобы закончить то, что не сумел закончить тогда.
— Нет, мы уже всё выяснили. — Тёмный кривится, но лишь на мгновение, и тут же принимает невозмутимый вид.
Отходит от меня на два шага, и я тоже пячусь, пока не касаюсь плечами груди Ксанора. Его руки смыкаются на моей талии, он прижимает меня к себе и спрашивает:
— Могу я узнать, о чём ты говорил с моей невестой? — делая ударение на моём новом статусе.
— Тебя ещё не отпустило?
— Это не ответ.
— О твоём могу сказать то же самое.
Я не вижу лица Ксанора, зато мне отлично видно лицо Гаранора. Отравленные тьмой радужки глаз, резкие заострившиеся черты. Бокал он сжимает так, что толстое стекло всё-таки прорезает трещина. Я это замечаю, лишь краем сознания, в котором продолжает клубиться ярость, боль… разочарование.