Открывать врата ключом не пришлось. Замок как таковой отсутствовал, точнее, он не имел физическую природу, и потому не было нужды проворачивать в скважине металлический стержень. Достаточно было нам с Лилит подойти к высоким дверям, и они отворились, будто ощутив близость артефакта. И мы шагнули в то место, которое не имело координат в земном мире.
Это действительно оказался сад, вот только у меня вряд ли повернулся бы язык назвать его райским. Многочисленные деревья – яблони, сливы, миндаль, гранаты и фиги – не цвели и не плодоносили. Растеряв немалую часть листьев, они печально клонили к земле оголившиеся ветви, словно под напором осеннего ветра. Даже хвоя вечнозеленых кипарисов местами пожелтела, отбросив свое бессмертие пред ликом незримой смены сезонов.
Природа рая субъективна. Его не может быть там, где нет людей, ощущающих, что они в раю.
Зверей и птиц здесь тоже не было: они покинули это место следом за людьми. На земле ходит предание, будто принц изгнал из сада животных, поскольку они были созданы ради того, чтобы служить человеку. А, следовательно, были обязаны разделить его судьбу. Весьма эгоцентричная точка зрения, определенно свойственная хомо сапиенс. Не удивлюсь, если они решат, что и Земля вертится вокруг солнца лишь ради того, чтобы подарить им смену сезонов. Впрочем, они еще не знают о вращении Земли.
Лилит медленно переходила от дерева к дереву, прикладывая ладонь к коре и словно прислушиваясь к одному ей доступному рассказу.
– Не ожидала, что когда-нибудь смогу снова здесь побывать, – проговорила она наконец, оглядывая сад. – Спасибо тебе, Арафель.
– Нет причин для благодарности, – возразила я. – Без тебя мы бы сюда не попали. Это весьма символично… А символы всегда наполнены смыслом.
– Ты уже придумала, куда перепрячешь ключ? Это должно быть очень надежное место.
– Да, – кивнула я, заставив Лилит с интересом изогнуть брови. – И теперь окончательно уверилась в этом решении.
– Никто не должен знать, Арафель, – предупредила она. – На сей раз действительно никто. Никаких древних архивов, шифрованных записей, рассыпающихся в руках свитков. Люди должны пребывать в неведении. А раз так, то ангелы и демоны тоже.
– Ангелы, думаю, будут догадываться. Во всяком случае, некоторые из них. Но это ни на чем не отразится.
Судя по скептическому взгляду Лилит, она не разделяла моего оптимизма.
В ответ я просто протянула ей ключ.
– Что?! – Она недоверчиво нахмурилась и даже отступила.
– Это самое естественное решение, разве нет? – откликнулась я. – Кто, как не ты, имеет непосредственное отношение к этому саду?
– Но… – Лилит шагнула ближе, однако ключ все равно не взяла. – Разве он не должен храниться в мире людей?
– Он принадлежит миру людей, – исправила неточность я. – А ты – человек, во всяком случае, была создана человеком. Круг замкнулся. И больше ни один грешник, каким бы предприимчивым он ни был, не сумеет дотянуться до райских ворот.
Лилит медленно кивнула, соглашаясь со справедливостью моих слов, и осторожно приняла ключ, держа его, как величайшую и самую хрупкую в мире ценность.
Глава 8
Лично для меня появление в «Ковчеге» священнослужителя Евласия, самовольно причислившего себя к лику святых, а среди простого народа получившего кличку «Волосатый», оказалось весьма неожиданным. Ну не увязывался образ облаченного в рясу «служителя принца» с окраинным трактиром, предназначенным для людей более-менее простых и зачастую не самых законопослушных. Однако же мне объяснили, что сей господин посещал временами подобные заведения, дабы вернуть пару-тройку заблудших душ в лоно церкви.
И вот он сидел за столом, подавляя окружающих высоким ростом, острым взглядом и воистину богатой шевелюрой. Кружка с водой (а что же еще может пить человек его звания) грелась в сильных, крупных руках. Поговаривали, будто Евласий не гнушался этими самыми руками пытать грешников. Не регулярно, конечно, а так, от случая к случаю. Я не была знакома с оным священнослужителем даже заочно, но слухам поверила легко. От таких людей веет чем-то особенным. Не запах, не интуиция, одно из тех чувств, для которых в человеческом языке нет названия. Однако это не означает, что люди вовсе не способны его испытывать. Вот и сейчас посетители, кто осознанно, а кто инстинктивно, отсаживались подальше, и, несмотря на то что Волосатый зычным голосом рассказывал историю из священной книги, ближайшие к нему стулья были заполнены хорошо если на треть.
– И с тех пор знают люди, что женщина есть сосуд греха, ибо через нее первый человек познал падение и изгнание из райского сада, – поучительным тоном завершил повествование Евласий.
Элена метнула в сторону незваного сказителя недовольный взгляд, но спорить с одним из главных священнослужителей Торнфолка не стала. Тот поболтает и уйдет, а ей проблемы с властями ни к чему. Эяль, торговец рыбой, согласно покивал, оглаживая бороду. Писарь похихикал, сочтя утверждение забавным, но в целом правильным. Рита и Варда, две женщины из тех немногих, что стали часто захаживать в «Ковчег» после устроенного Эленой мероприятия, сидели, хмуро уставившись в пол. Иные ерзали на стульях, не слишком прислушиваясь к речам Евласия и просто надеясь, что тот скоро уйдет. Эйтан устроился в углу и с ничего не выражающим лицом глядел в окно. После недавних событий, все еще свежих в памяти, мы почти не разговаривали и даже взглядами старались не встречаться.
Пользуясь тем, что трактир не переполнен, я устроилась на столе, поставив ноги на сиденье ближайшего стула. Евласия такое вопиющее поведение раздражало, а мне только того и было надо. Ведь для того и существуют демоны, чтобы бесить священников, разве не так? Быть может, таким завуалированным протестом и следовало ограничиться, но, увы, с границами у демонов тоже не все ладно. Иными словами, я не удержалась.
– То есть, по вашей версии, принц сам изгнал первых людей из рая?
Волосатый нарочито окинул меня с головы до ног презрительным взглядом (дескать, чего можно ожидать от женщины, порочной по определению, да к тому же еще и не умеющей вести себя в приличном обществе), после чего снисходительно произнес:
– Истинно так, по моей версии и по всем прочим. Каждый, кто знает буквы, читал об этом в святых книгах.
– Буквы – это большая сила, – покивала я.
Варда неуверенно хихикнула. Даже те посетители, что не уделяли должного внимания проповеди, теперь поднимали головы. В «Ковчеге» меня знали весьма неплохо, и потому догадывались, что дискуссия может стать интересной. Эйтан тоже повернулся и теперь буравил меня напряженным взглядом. Разумеется, это меня не остановило, а, напротив, раззадорило.
– Позвольте глупой женщине задать еще один вопрос. По-вашему выходит, что принц жесток?