Он криво улыбнулся и пошевелился, пытаясь сменить положение. Лицо тут же искривила гримаса боли: раны давали о себе знать.
– Ты должен был сразу сказать им все, что про меня знаешь, – жестко припечатала я. – От начала и до конца. Так люди поступают с демонами. Неужели в этом есть что-то непонятное?
– Ты говоришь прямо как этот… Не припомню его имя, – пробормотал Эйтан, прикрыв глаза. – Кажется, ты сделала с ним что-то нехорошее.
– Я вообще делаю много нехорошего. И не испытываю потом угрызений совести. Я не из тех, ради кого стоит отдаваться на милость палача.
– Но ты пришла за мной. Спасибо.
Я, морщась, замотала головой.
– Демоны не умеют принимать благодарность.
– А критику принимать они умеют?
– О да! – обрадовалась я. – Тут мы в своей среде. Даже не представляешь, как долго, разнообразно и при этом емко я способна отвечать на критику. Так что ты хотел сказать?
– Тебе не следовало приходить. Это было рискованно. Они просчитались: ждали ведьму, а получили демона, поэтому все прошло относительно гладко. Если бы они подготовились лучше… Арафель, у тебя в этом мире миссия, хотя я до сих пор не знаю какая. А моя жизнь, ты же понимаешь сама, стоит не слишком дорого.
Я шумно выдохнула и поглядела в окно. Вид был так себе: покосившийся забор, старый сарай, грязная дорога.
– Нет ничего такого, что я не сделала бы для твоего спасения.
Я наклонилась к его лицу, длинные волосы занавесью протянулись почти до самого пола, словно отгораживая нас от внешних угроз. Губы Эйтана первыми приблизились к моим. Поцелуи были нежными, осторожными, но они таили страсть, долго искусственно сдерживаемую в рамках благоразумия. Теперь рамки ломались, рассыпались в пыль, и тяга друг к другу, внезапно обретшая свободу, заставила головы кружиться, а тела сплетаться друг с другом с особым остервенением.
– Тогда почему ты все это время меня отталкивала? – прошептал он, хватая меня за плечи.
Я очень серьезно посмотрела ему в глаза.
– Я хотела, чтобы тебе было все равно.
И до сих пор хочу. Но теперь понимаю, что так не будет. Даже высший демон способен ошибиться. Время моей миссии наступало, и, увы, Эйтан не останется равнодушным к тому, что случится. Может быть, это самое печальное во всей истории.
Лекарь и Йуваль оказались правы: он вскоре пошел на поправку. Убедившись в этом, я отправилась на рынок. Повертела в руках широкий медный браслет. Понюхала духи, каковые торговец, по его собственному заверению, доставил в единственном экземпляре, переплыв океан на утлом суденышке. Врал, конечно: такой приторный запах могли вывести в любом захудалом городишке… Я даже успела попробовать изюм – вполне, надо сказать, недурной, – когда мою персону заметил стражник.
Он метнулся ко мне, громкими воплями привлекая внимание сослуживцев. Через минуту меня уже вели со связанными руками через площадь, разгоняя слетающихся на зрелище зевак. В городе меня к тому времени хорошо знали, главным образом как сказительницу из «Ковчега», так что недостатка в зрителях не было. Но охрана работала на совесть, и через четверть часа меня доставили в замок. Разумеется, отнюдь не в гостевые покои.
И вот я уже лежала, намертво примотанная ремнями к высокому ложу, или столешнице, это уж как посмотреть. Неровный потолок был совсем низким, настолько, что высоким людям в отдельных частях комнаты, должно быть, приходилось наклонять голову. Дух держался преотвратный, хотя меня, в отличие от прошлых и будущих посетителей, запах крови не пугал, а, напротив, дразнил. Но я хорошо понимала, чем чревато оказаться привязанной к этой длинной узкой доске, и, скажу откровенно, приятного в этом осознании было мало. Неправда, будто демонам неведомы боль и страх. Мы знаем и чувствуем не меньше других. Просто всегда идем до конца.
Здесь и палач, и граф Торнфолкский остановился на самом краю зрения, и двое стражников – их я не вижу, но чувствую запах. И позвякивание металлических предметов слышится весьма отчетливо, вызывая непреодолимое желание увидеть их своими глазами… и одновременно понимание, что лучше подольше оставаться в неведении.
Блейд подошел поближе и склонился надо мной. Теперь я не вижу практически ничего, кроме его физиономии.
– Ну что, ведьма? Вот наконец-то ты и попалась. Теперь мы поговорим по душам.
– Я не ведьма, господин! – замотала головой я с застывшими в глазах слезами. – Это ошибка! Я простая девушка, сказительница, спросите людей, меня многие знают! Отправьте кого-нибудь справиться в «Ковчеге»!
– Помолчи! – оборвал он. – Сказительница… Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. – Его рука легла мне на щеку, затем скользнула чуть ниже, и пальцы грубо сжали подбородок. – А то, о чем я не знаю, ты расскажешь. В подробностях. Так, как я захочу. Приступай!
Это уже не мне, это палачу. От меня пока не ждут рассказа, только мучений. Боль пронзила тело, где-то в районе живота. Моя чувствительность ниже, чем у обычного человека, и все равно дыхание перехватило.
– Не надо! Отпустите!
– Еще!
Блейд жадно вглядывается в мое лицо, ловя отражение страданий. А вы до сих пор не забыли меня, граф. Вы помните мое декольте, и то, как я смотрела на вас там, на площади, когда вы так по-рыцарски прискакали, чтобы отменить мою казнь. Ведьма не давала вам покоя по ночам. Но это и неудивительно. Кто увидел меня однажды, уже не забудет, если только я сама этого не захочу.
Боль заставляет инстинктивно дергаться, но ремни сильнее, они не позволят ни ускользнуть, ни даже принять то положение, в котором легче терпеть. Слезы все-таки льются из глаз, из горла вырывается крик.