– Мести! Мести! – эхом прокатилось по людскому морю.
– Много лет мы молчали и тянули ярмо, которое было нам не по силам. Поступали так, как нам велели. Покорно принимали свою судьбу. Отправляли своих женщин на костер. Я ничем не отличаюсь от вас, только моя судьба сложилась немного иначе. Я чуть не дал им сжечь себя на той самой площади, которую мы разгромили сегодня. Больше это не повторится! Мы больше не будем послушными овцами, которые молча идут на заклание.
Послышались одобрительные возгласы, и несколько особо ретивых слушателей, решив, что все важное уже сказано, метнулись к решетке.
– Но сейчас пришло время остановиться! – прокричал Авив. – Те, кто заслуживал наказания, заплатили кровью. Мы сделали то, что должны были сделать. Но если сегодня мы возьмем этот замок – а мы возьмем его, если захотим! – вдумайтесь, что будет завтра. Король пришлет сюда войска, и начнется кровопролитие, которое мы не сумеем остановить. Они не станут делить людей на правых и виноватых. Не пожалеют никого: ни стариков, ни женщин, ни детей.
– Нельзя отступать! – зазвучали недовольные крики.
– Месть! Разобрать замок по камешку!
– Неправда! Отступать можно и нужно, – возразил Авив. – Это первое правило любого разбойника! Главное – отступить в правильный момент. Мы показали, что наш голос имеет силу. Что наше терпение не беспредельно. Чего еще вы хотите? Мести? Отмщение уже совершено. За этими стенами нет ни одного Блейда. Все они остались там, на площади, и больше никому не смогут причинить зла. Хотите перебить стражу и слуг? Кому от этого станет лучше? У старьевщика Гафни дочка служит здесь в горничных. А у тебя, Корен, свояк в солдатах!
– И что ты предлагаешь? – выкрикнул худощавый верзила, вертящий в руках пробитую стрелой шапку.
– Предлагаю не быть стадом, – с непривычной для самого себя жесткостью откликнулся Авив. – Ни стадом послушных овец, ни стадом взбесившихся буйволов. Предлагаю остаться людьми.
Кто знает, что сыграло большую роль? Своевременно произнесенные разбойником слова? Передышка, которую обеспечила его речь, – а время, как известно, остужает даже самые горячие головы? Или холодные дождевые капли, упавшие с практически безоблачного неба? Так или иначе, толпа, немного поколебавшись, отступила. Стражники на стенах вздохнули с нескрываемым облегчением. А торговцы, кузнецы, мельники и крестьяне начали расходиться по домам.
Лишь один человек из тех, кто оказался в тот день на площади, остался в стороне от охватившего ее светопреставления. Нет, когда все дружно бросились на стражу, он не стал дожидаться у скамьи, возле которой его оставил Авив. Эйтан тихонько, как позволяло его состояние, пошатываясь, но целеустремленно продвигался к помосту. Достигнув цели, он, опять же, не стал вступать в драку. Только подошел к распростертому на каменной плите телу убитой узницы и стал яростно перепиливать веревки лезвием кинжала. Какой-то самоубийца попытался было ему помешать, но Эйтан оттолкнул его так яростно, что тот упал с помоста. Освободив тело от пут, дворянин бережно поднял Арафель на руки, спустился на землю и унес ее на самый край площади, как можно дальше от царившего кругом хаоса. Долгое время он просто сидел рядом, словно медитировал или молился, глядя на израненное тело и лицо, как будто не утратившее мимики. Казалось, еще чуть-чуть – и девушка оживет. Однако взгляд не менял направления, ресницы не шевелились, грудь не поднималась в такт дыханию.
Площадь стремительно пустела. Те, кто с самого начала не разбежался в испуге, двинулись теперь на Торнфолкский замок, оставляя за собой тела убитых, следы разрушений, обрывки одежды, да потерявшиеся в давке мелочи. Прошло полчаса, и здесь воцарилась непривычная тишина. Разве что ребенок играл у фонтана в мяч. То ли родители потеряли его в толпе, то ли он пришел уже после того, как завершилась резня на площади. В сложившейся обстановке равномерный стук детского мяча, то ударяющегося о мостовую, то подскакивающего вверх, ввергал в состояние оцепенения. Привычный, повседневный, бесхитростный звук там, где не было ничего привычного, повседневного и бесхитростного.
Медленно и словно по-прежнему в состоянии транса, Эйтан поднялся на ноги. Поднял глаза к небу. И неожиданно сильным, требовательным голосом крикнул:
– Князь! Я, Эйтан Клеандо из Вилля, здесь и сейчас призываю тебя к ответу!
Это обращение ни с какой стороны не походило на традиционный, проводимый по правилам призыв. Не было ни начерченной мелом фигуры, ни необходимых для ритуала предметов, ни в точности повторенных слов. Происходившее и ритуалом-то назвать было нельзя. Как же удивились бы Тобиас Чаллис или кардинал Торнфолка, если бы дожили до этого дня и узнали, что Эйтан был услышан.
Высоко в небесах появилась темная фигура, своими очертаниями весьма напоминающая человеческую. Казалось, она двигалась по диагонали, спускаясь и приближаясь одновременно. Когда расстояние сократилось, и глазу стали доступны детали, Эйтан разглядел высокого, хорошо одетого мужчину, неспешно шагавшего по несуществующей – или, во всяком случае, невидимой, – лестнице. Ветер развевал полы длинного, темного камзола. Незнакомец остановился, спустившись до самой земли и смерил ошарашенного Эйтана оценивающим взглядом.
– Люблю эффектный выход, – заговорщицки сообщил он. – Хороший способ сбить спесь с наглецов. А вы, молодой человек, относитесь именно к этой категории, не правда ли? Признаюсь, вам удалось меня впечатлить. На протяжении тысячелетий очень многие люди пытались призвать князя Тьмы, но ни один из них не прибегал к столь неканоническому способу. Итак, Эйтан Клеандо из Вилля, ты призвал меня, и я пришел. Чего ты хочешь?
Мир вокруг застыл в немом испуге: ни шевеления, ни звука, даже ветер, продолжавший трепать полы камзола дьявола, не свистел в ушах и не колыхал листву. И только детский мячик продолжал отстукивать ритм, словно чье-то сердце билось об мостовую.
Но Эйтан Клеандо, Хранитель из города Вилля, утратил на сегодня способность испытывать страх.
– Почему ты покинул ее? – спросил он, не отводя глаз. – Она была тебе предана, полагалась на тебя безотчетно! Как ты мог допустить, чтобы это случилось?
Князь Тьмы опустил печальный взгляд на распростертое на земле тело.
– Я не мог ее защитить, поскольку именно в этом была заключена самая суть ее миссии.
– В чем? В том, чтобы умереть? – со злым смешком выкрикнул Эйтан.
Князь с легкой улыбкой взглянул на смертного.
– В некотором смысле, миссия каждого человека состоит в том, чтобы умереть, предварительно совершив нечто значимое. В случае Арафель это был небольшой локальный бунт – цель, с которой она виртуозно справилась.
– Но зачем?
– Люди по своей природе инертны, – развел руками князь. – Вы не любите перемен и предпочитаете следовать привычке. Так сказать, «двигаться по накатанной» – даже если этот путь ведет прямиком в бездну. – Он лучезарно улыбнулся. – Поэтому иногда вас приходится подтолкнуть, чтобы вы начали что-то менять.
– В данном случае уничтожить Блейда? Но зачем вам это было нужно?
Князь в мнимом удивлении изогнул брови.
– Это было нужно не мне, а вам, – поправил он. – Полагаю, Арафель упоминала о возможном будущем, которое могло наступить стараниями этого семейства? – Он дождался кивка Эйтана и лишь затем продолжил: – Единственный способ избежать этого будущего – раз и навсегда избавиться от рода Блейдов. Но вам, как я уже говорил, необходим толчок. В данном случае – смерть невинной, всеми любимой девушки, замученной тираном на глазах у толпы.