– Значит, все было ложью? – с тоской спросил Эйтан.
– Ложью? – насмешливо переспросил князь. – Конечно. Вы, молодой человек, не с принцем Света разговариваете. Вы призвали не его, а меня, так что извольте принимать реальность, даже такую, которая вам не нравится. Так о чем мы говорили? Ах, да, о лжи. Хотя… Вот ведь забавно. Разве Энтони Блейд не был тираном?
– Был.
– Разве он не замучил насмерть эту женщину?
Эйтан, сглотнув, кивнул.
– Или она не заслужила любовь горожан? – продолжал настаивать князь.
Эйтан молчал.
– Как забавно. Так было ли все ложью? Впрочем, решай сам. У меня нет настроения на философские диспуты: я, знаешь ли, давно вышел из этого возраста. Единственное, что могу сказать с точностью: Арафель знала, на что идет. У меня нет тайн от моей правой руки. Другое дело, что некоторые вещи она упускает из виду. Но это свойственно каждому. Даже мне.
– Но почему она? – в отчаянии выдохнул Эйтан.
– Занятно. А почему бы нет?
– Она – хрупкая и чувствующая. А ты отправил ее на верную смерть под пытками.
– Кто хрупкий? Арафель? – Князь расхохотался, запрокинув голову. – Похоже, ты многого о ней не знаешь.
– Нет, похоже, это ты многого о ней не знаешь.
Тишина зазвенела от напряжения, даже мяч перестал стучать о мостовую. Шутка ли: смертный посмел перечить самому князю. Глаза, бездонные, как Тьма, сузились, брови сдвинулись, улыбка окончательно слетела с губ. Ни голубиного курлыканья, ни шелеста листвы, ни свиста ветра, и только полы камзола раскачиваются, как при урагане.
– Что ж, – процедил князь, а затем, чуть склонив голову, улыбнулся. – Быть может, мы оба упустили из виду нечто важное.
И словно изящные пальцы отпустили натянутую струну. Вновь запрыгал у колодца мяч, где-то скрипнула калитка, ворон с криком пролетел над площадью. Князь проводил его задумчивым взглядом.
– Итак, ты призвал меня, надеюсь, не только ради разговоров. Чего ты хочешь, Эйтан из Вилля?
Потомок хранителей с трудом оторвал взгляд от Арафель, которая казалась бы спящей, если бы не многочисленные кровоподтеки, и решительно произнес:
– Я хочу попасть во Тьму.
– Что, прости? – усмехнулся князь. – По-моему, я не расслышал.
– Что я должен сделать, чтобы попасть в чертоги Тьмы после смерти? – с нажимом повторил Эйтан.
– А у тебя не только способ призыва оригинальный, но и пожелание. Что сделать?.. Ну, например, убей вон того ребенка.
Эйтан резко обернулся, впервые по-настоящему обратив внимание на мальчика лет восьми, который сосредоточенно играл с мячом, стараясь поймать его каждый раз, как тот подпрыгивал вверх. Обладатель коротко постриженных светлых волос и по-младенчески голубых глаз был одет в трогательные коротковатые штанишки и рубашку, которая, наоборот, была ему немного великовата. Словно догадавшись, что речь идет именно о нем, ребенок на миг поглядел на беседующих мужчин, а затем вновь сфокусировался на мяче.
– Как я могу его убить? – ошарашенно спросил Эйтан, понизив голос, чтобы, не приведи принц, не испугать мальчика.
– Вижу, что не можешь, – со смешком откликнулся князь. – Вот тебе и ответ на твой вопрос. Во Тьму – равно как и в Свет – нельзя попасть просто потому, что кому-то так захотелось. Либо ты подходишь для Тьмы, либо нет. И решать это не тебе, не мне и даже, – он с издевкой вытянул руки к небу, – не принцу. Твоя душа, как видно, нацелена не в мои чертоги.
Эйтан долго искал ответ и наконец, осознав всю тщетность своих чаяний, опустился на землю подле Арафель. Бережно укрыл ее своим плащом и взял за руку, словно она была еще жива и могла испытывать холод ветра и тепло поддержки. Она оставалась неподвижной, по лицу же Эйтана катились слезы. Неправда, будто мужчины не плачут. Просто им, в отличие от женщин, запрещено показывать свои слезы. Но здесь и сейчас не было никого, кроме покинувшей этот мир Арафели, князя Тьмы, для которого душа Эйтана и без того представляла открытую книгу, и мальчика, не обращавшего никакого внимания на странных людей, задержавшихся на площади.
– Странно, – заметил спустя некоторое время князь. – Ты хочешь снова встретиться с Арафель, и попросил о праве попасть на ее территорию. Это оказалось невозможным. Но почему-то ты не делаешь следующий логический шаг. Не просишь, чтобы я возвратил Арафель в твой мир.
Эйтан вскинул голову и несколько секунд молчал лишь потому, что у него до боли в груди перехватило дыхание.
– Ты хочешь сказать, что это возможно? – медленно проговорил он, не позволяя себе поторопиться и дать волю надежде.
– Это не исключено, – уклончиво ответил князь. – Если удастся соблюсти некоторые условия. Но прежде, чем мы дойдем до этого пункта, меня интересует другое. Допустим, мы воскресили Арафель к жизни. Что ты станешь делать дальше?