– При чем здесь это? Между прочим, мы действительно ведем себя… чуточку хуже. Нельзя же считать плохим поведением то, что они все желтые и у нас от этого рябит в глазах!
– Ну не знаааю… – с сомнением протянул Дарк, но было видно, что он издевается.
– Все-таки давайте чуть дипломатичнее, – согласился с девушкой Игнис. – Дарк, ты ведь сам выручил Мартину от многоножки в Некроситете, в чем сейчас дело?
– А я ее и не трогал. Это Китара – в разборки женщин я не влезаю. Кстати, отличный ответ, мистра Китара, – и он учтиво кивнул ей. Девушка с достоинством приняла комплимент, так же учтиво поклонившись.
На круп неживой лошади Дарка вскочила тускло-зеленая лягушка с шестью неправильно изогнутыми лапками, металлически блестящими шариками вместо глаз и цифрой «3» на спине. Ее рот стал беспорядочно открываться, и бездушный голос почти правильно передал недавно сказанные слова.
– Кьеще дна шутк кваплощу коней айдете пьшком.
Сделав свое дело, лягушка соскочила и чрезвычайно быстро принялась догонять ехавшего во главе отряда преподавателя. Некроманты переглянулись.
– Да ладно. Как будто мы сами коней не сделаем, – неуверенно возразила Мин.
– Не в этом дело, – пояснила Китара. – Тут другая проблема: кто позволит тебе взять мертвую лошадь в Солнечных землях?
«Пещера у Логова» – стилизованная под настоящую пещеру корчма – стояла, привалившись одной стеной непосредственно к склону горы. Он здесь был очень крутым, почти отвесным, но чуть выше становился пологим, поэтому над головами и крышами ничего не нависало. А крыши были. Здесь, у самого входа в тоннель, располагалось что-то вроде приграничного поселка. Основной тракт соединялся с обширной площадью, от которой отходили три дороги: две вправо и влево – к жилищам и заведениям разного характера, – и дорога прямо, к тоннелю. В центре площади стояла статуя худого безволосого мужчины с вилами, которые он упер рукоятью в землю, а сам с тоской смотрел вдаль. Это был крестьянин Сегой, один из тех людей, что жили еще в Эпоху Раздела – время, когда два народа не имели пути друг к другу. Когда из скалы вырвались полуживые камни, Сегой жил как раз неподалеку, и на его село они напали первым. Поговаривали, что мужчина спас уйму людей, хоть и потерял всю свою семью, а когда произошла первая встреча представителей разных краев, пожертвовал собой, чтобы отвести смерть от незнакомого солнечника. Многие считают этот момент началом международной дружбы.
На противоположной стороне в зеркальном приграничном поселке стоял памятник этому солнечнику. После жертвы Сегоя он не стал возвращаться домой, примкнул к одной из групп, уничтожавших каменных големов в Туманном крае, и также совершил уйму благих дел.
И друиды, и некроманты знали про статуи, поэтому никто не стал читать лекций, все просто свернули направо, к корчме. Края площади пестрели торговыми палатками, но было решено сначала поесть, а уж потом, если очень захочется, прогуляться у палаток.
Как раз в тот момент, когда леди Листера раздумывала, где оставить шикарных лошадей Вилисаны, и случилась неприятность. Постучав по стенке кареты и не получив ответа, учительница заглянула внутрь и тут же разразилась встревоженными оханьями.
Друидка была без сознания.
Едва справляясь с паникой, кинулся на помощь Аксель. Подбежала Мартина, спрыгнул с коня Мару. Мистер Кадо поинтересовался у старшей друидки, нужна ли помощь и серьезна ли проблема, кивнул и спокойно отошел в сторону. Своего коня он к общей коновязи не привязывал – просто отвел ближе к деревьям и оставил. Мертвое животное встало как вкопанное, будто это было обтянутое шкурой изделие. Так же поступили и ученики.
– Не понимаю, зачем было ее брать, если она такая неженка? – спросил Игнис, входя внутрь заведения и оглядываясь на оставшихся на улице друидов. Они все бессмысленно толпились вокруг злосчастной кареты, в то время как леди Листера с Вилисаной находились внутри.
– Может быть, при этом она еще и гениальный целитель? – предположил Дарк.
– Она не неженка, – спокойно пояснил преподаватель. – У нее резкая неприязнь к темной силе. Если рядом кто-то колдует, поднимает мертвых, создает химералов, развоплощает нежить или что-то подобное, ей резко становится хуже.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – Игнис изменился в лице и даже будто расстроился, словно Вилисана была его сестрой. – Тем более – зачем? А вдруг она умрет?
– Все не настолько плохо, – с некоторой натугой ответил мистер Кадо. Видно было, что ответа он не знает и не может разъяснить истинное положение дел. – Девушка сама изъявила желание ехать с нами, чтобы научиться справляться со своей слабостью.
– Это физиология, как с ней справляться? – риторически вопросил Дарк. – Хотя, с другой стороны, это болезнь, а болезнь – объект работы друидов, как у нас – нежить.
– Верно, – учитель осмотрелся, нашел свободный столик и направился к нему.
– А этот кудрявый аж трясется весь, – не без удовольствия отметил Дарк, усаживаясь на деревянный стул. Ему было приятно осознавать чужое проявление слабости, особенно если это Аксель. – Будто его жена умирает в жутких конвульсиях.
– Ладно, Дарк, довольно, – помотал головой Игнис, ставший вдруг необычайно серьезным. Друг удивился, но замолчал, решив, что, возможно, Игнис знает чуть больше об этой болезни и она вовсе не так безобидна, как всем кажется.
В корчму вошли Мин и Китара, за Мин неотступно следовал ее Анубис. Посетители корчмы, которых, надо сказать, было довольно много, окончательно убедились, что пришедшие – птицы высокого полета и по крайней мере один из них настоящий некромант. От стойки тут же отделился сам корчмарь и поспешил к столику, к которому направились девушки.
– Я вам что скажу, ребята, – лениво оглядывая корчму, сказал мистер Кадо. – Это друиды. У них есть такая особенность – темперамент. Стоит, предположим, случайно наступить кому-то из них на ногу, и он назовет тебя самым неблагозвучным словом из своего арсенала, а потом еще даст пощечину. А через два часа придет к тебе спрашивать, хорошо ли сидит костюмчик на его упитанном теле, да еще и пригласит в гости. Для них это нормально – рыдать из-за оторвавшейся пуговицы, называть своим вечным другом того, кто угостил яблочком. И это не значит ничего, кроме выражения эмоций. Вот почему они могут казаться нам странными: если я считаю, что компания, к примеру, того же Акселя мне не по нраву, я просто не буду с ним общаться. А если он сам предложит, скажу: «Нет». Другое дело он – он будет изо дня в день осыпать меня бранью, ворчать, искать повод, чтобы зацепить. Но антипатия у нас равная.
– То есть если совершенно любой человек на улице скажет Акселю «ой, болит головушка!», – он станет заламывать руки, причитать, а потом бесплатно эту головушку вылечит? – приподняв одну бровь, спросил Дарк.
– Может, и так. Насчет бесплатно утверждать не возьмусь, – улыбнулся учитель. – Я ведь не говорю, что в них больше сочувствия, чем в нас. Мы тоже готовы помогать людям, но пропустим этап заламывания рук и примемся за дело.
– В нашей работе промедления фатальны, – гордо сообщила Китара, усаживаясь рядом с Дарком. Мин устроилась между ней и Игнисом.
– Вообще-то в их работе – тоже, – возразил мистер Кадо. – Они исцеляют смертельные раны, каждая секунда – потерянная кровь, потерянная часть жизни.